Я прекрасно знаю названия всех литературных приемов, только вот я их презираю и не люблю ими расыпать. У меня есть четкое убеждение, что писатели, никогда не думали о том, какой бы прием им применить в данном случае. Все эти, метафоры, гиперболы, эпитеты, сравнения и прочую литературную атрибутику придумали люди, оделенные талантом даже самым маломальским. Им не понять, как можно просто взять и систематизировать мысли, как это поймать ускользающую мысль и ткнуть её в бумагу. Для того чтобы оправдать свою скупость души, ни придумывают названия, желая литературу превратить в сухую науку. Моя не любовь к литературной атрибутики идет не от незнания её, а от излишнего знания.
Я не даю определенного названия той или иной красоты повествования, я просто пропускаю её через каждую клеточку своего мозга. Красота литературы, это красота мысли автора.

А ВЫ МОГЛИ БЫ?
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Маяковский. (Разве это можно втиснуть в какие-то рамки, науки?)

Оно шло на огромных, лоснящихся, пружинящих, мягко ступающих ногах.
Оно за тридцать футов возвышалось над лесом - великий бог зла, прижавший хрупкие руки часовщика к маслянистой груди рептилии. Ноги - могучие поршни, тысяча фунтов белой кости, оплетенные тугими каналами мышц под блестящей морщинистой кожей, подобной кольчуге грозного воина. Каждое бедро - тонна мяса, слоновой кости и кольчужной стали. А из громадной вздымающейся грудной клетки торчали две тонкие руки, руки с пальцами, которые могли подобрать и исследовать человека, будто игрушку. Извивающаяся змеиная шея легко вздымала к небу тысячекилограммовый каменный монолит головы. Разверстая пасть обнажала частокол зубов-кинжалов. Вращались глаза - страусовые яйца, не выражая ничего, кроме голода. Оно сомкнуло челюсти в зловещем оскале. Оно побежало, и задние ноги смяли кусты и деревья, и когти вспороли сырую землю, оставляя следы шестидюймовой глубины. Оно бежало скользящим балетным шагом, неправдоподобно уверенно и легко для десятитонной махины. Оно настороженно вышло на залитую солнцем прогалину и пощупало воздух своими красивыми чешуйчатыми руками. (Бредбери "Игрянул гром")


Интермеццо

Лунного света плыли лучи,
Мягко колеса пели в ночи.
Двое людей убежали опять
Счастье вдали от дома искать.

Лунного света сбились лучи,
Женские слезы льются в ночи.
Двое хотели счастьем разжиться –
Двое должны были порознь разбиться.(Эрих Мария Ремарк. Дадада. Он писал стихи, их очень мало, но все же они есть!)

Можно продолжать до бесконечности. Но красота, останется красотой.